Грузинская песня

Грузинская песня

ре мажор
си минор

Продолжение статьи

«…Единственный восточный романс, написанный Балакиревым не на лермонтовский текст,— «Грузинская песня» (1863).*) Стихи Пушкина родились, как известно, в связи с одноименным романсом Глинки. Созданные в последекабристский период (1828), они содержат характерный мотив разлуки, изгнанничества. Но если «Грузинская песня» Глинки все-таки в целом носит оттенок светлой грусти и отличается эмоциональной ровностью, то у Балакирева указанные мотивы оказались более подчеркнутыми, сюжет получил драматическую окраску, и пушкинские стихи прочтены «по-лермонтовски». Такое психологически-углубленное, драматизированное истолкование восточной темы было новым для русской музыки.

«Кларнетная» импровизация в прелюдии со своим низким, несколько гнусавым звучанием, обилие пониженных ступеней (мелодический мажор, а также пониженные II и III ступени в Des-dur'ном эпизоде: «Увы! напоминают мне оне Твои жестокие напевы...») — все это содействует общему помрачнению колорита, а многократное повторение интонации увеличенной секунды придает мелодии несколько щемящий оттенок. Драматическое начало заложено и в основанной на контрастном принципе композиции романса. Любопытно, что смена частей даже не совпадает с делением на строфы и происходит исключительно в связи со смысловыми поворотами в содержании текста.

Первая и третья части посвящены образу грузинской девы. Средний эпизод («И степь, и ночь, и при луне...») связан с воспоминанием об оставшейся далеко возлюбленной. Но это — отнюдь не изображение портретных черт ее, а скорее — лирическое отступление, душевная исповедь героя. Это — сфера углубленных чувствований, близкая балакиревским пьесам монологического типа, но с еще большей, нежели там, тревожностью, затаенной болью. Здесь возникает образ утраченного счастья.

«Грузинская песня» — первая, а из законченных — единственная вокальная пьеса в восточном роде, написанная после путешествий Балакирева на Кавказ. Естественно, что она значительно ближе к образцам народного искусства, чем предшествующие. Однако Балакирев не использовал в ней, по собственному свидетельству, подлинных фольклорных мелодий, а лишь стремился передать общий характер кавказской музыки. Действительно, уже один только широкий размах вокальной мелодии (особенно вначале) значительно отличает музыку романса от фольклорных грузинских напевов с их тесной терцово-секундовой интерваликой. Здесь нет ни цитирования, ни прямого подражания. Вместе с тем отдельные обороты— фольклорного происхождения. Таковы, например: распев, основанный на чередовании двух соседних звуков («песен Грузии печальной»), группеттообразные мотивы («Твои жестокие напевы»), интонации натурального минора, попевки со II пониженной ступенью. Балакирев не ставил перед собой задачи этнографической достоверности. В романсе встречаются попевки, характерные для музыки не только грузинского, но и других кавказских народов (в частности, упоминавшиеся интонации увеличенной секунды, хроматизмы сравнительно редки в грузинском фольклоре). Возможно, что здесь имела место и известная стилизация в духе традиционного «русского Востока». Кроме того, в пьесе встречаются также попевки, типичные для русского лирического романса (ср., например, фразу «Напоминают мне оне» с началом элегии Глинки «Не искушай меня без нужды»).

Как отмечается в большинстве исследований, вокальная партия «Грузинской песни» написана в манере народных вокальных импровизаций. (Высокий регистр — также характерная черта, придающая одновременно мелодии особую напряженность, страстность). Но здесь широко использованы элементы и танцевально-инструментальной музыки Востока. И дело не только в подражании в оркестровой партии игре на народных инструментах, но и в воздействии особенностей танцевально-инструментальной музыки на склад вокальной мелодии. Этим в значительной мере и объясняется ее богато орнаментированный, ритмически изощренный характер. Здесь происходит органическое взаимопроникновение вокального и инструментального начал, что открывает новые возможности музыкального развития.

«Грузинская песня» по праву может считаться одним из совершеннейших образцов русского ориентализма. В отличие от всех вокальных произведений с восточной тематикой, созданных до Балакирева (да и самим композитором до 1863 г), она дает пример значительного расширения жанровых рамок. Если в кавказских миниатюрах Н. Титова, Алябьева и даже Глинки ставилась задача подражания национальной песне, то это произведение представляет собой, по сути дела, уже не песню, а вокально-инструментальную фантазию. Подобно тому как Глинка, используя испанские народные мелодии, создал Capriccio brillante, так и Балакирев пришел в пределах вокального жанра к сложной и виртуозной форме, выросшей на основе усвоения и разработки образцов бытовой кавказской музыки….

*)«Грузинская песня» первоначально была сочинена для голоса с оркестром. Однако уже в первом издании (Стелловский, 1865) она была напечатана в переложении для голоса и фортепьяно, сделанном Мусоргским в тональности h-moll (в сборнике под ред. Г. Киселева этот вариант помещен под № 19а). Сохранился чистовой автограф «Грузинской песни», относящийся к 60-м гг (с текстом и названием на русском и грузинском языках). Существенных разночтений с первопечатной эта редакция не имеет, за исключением новой тональности — b-moll. Эта редакция, как наиболее ранняя из известных, взята за основу в настоящей работе. Партитуру отыскать не удалось. »

(Отрывок из статьи: А. Виханская. Романсы и песни.// балакирев милий алексеевич : исследования и статьи / НИИ театра, музыки и кинематографа. - Л. : Государственное музыкальное издательство, 1961. - 444 с.: ил.)

«…Пляски и песни кавказских народов — как отзвуки пребывания на Кавказе — послужили основным материалом для создания гениального фортепианного произведения Балакирева — „Исламея”, написанного в 1869 г. и получившего вскоре широкую европейскую популярность благодаря Листу и его ученикам. В промежутке между этими капитальными работами Балакирев написал ряд романсов („Отчего”, знаменитая „Грузинская песня”, также навеянная Кавказом и послужившая впоследствии прообразом замечательной арии Кончаковны в опере „Князь Игорь” Бородина). Отпечаток необычайной свежести и талантливости характеризует эти песни молодого композитора.

В общем Балакирев пользуется преимущественно любовными сюжетами кольцовской лирики. Но в целой серии романсов того же периода, раскрывающих многообразие вокальных форм, стилей и жанров, обнаруживающих оригинальный вкус, широкий творческий темперамент, выдающееся владение материалом, — налицо индивидуальное разрешение ряда новых для того времени творческих задач. В романсной музыке Балакирева это полоса достижений и удач. „Песня золотой рыбки”, „Еврейская мелодия", „Грузинская песня", „Рыцарь" — ценнейшие образцы, вдохнувшие новую жизнь и силу в развитие русского романса. Уступая Глинке в пластичности и образности мелодии и поэтичности языка, а Даргомыжскому— в мастерстве драматизации песни, они тем не менее сочетают в себе ряд лучших качеств этих композиторов. От Даргомыжского растет балакиревская , выразительность фразы, от Глинки — романтическая трепетность песни и реальность чувства. Но Балакирев идет дальше своих предшественников — лирическая песня для него не замкнутый в узком кругу своей формы и ограниченный одним настроением стихов эпизод. Поэтический текст сплошь и рядом только повод для более обобщенных высказываний.

Балакирев стремится расширить содержание песни, сопоставляя, развивая ее образы, подчеркивая сопровождение рояля как неотъемлемое целое, как органический элемент всей музыки, которую в песне он часто мыслит себе оркестрово звучащей. Отсюда указания на желательные ему оттенки тембров в звучании рояля. Сплошь и рядом ремарки: „как флейта", „как бы валторна" и пр. встречаются в интродукциях, интерлюдиях и постлюдиях его романсов. Для 50-х годов такая художественная роль фортепианной партии является большим шагом вперед.

„Грузинская песня" на слова Пушкина—выдающийся образец балакиревского ориентализма в форме песни (оригинальная ее редакция сделана для голоса с оркестром). Зрелое мастерство, темперамент и страстность раскрываются в звучании этой популярной пьесы. Широкое мелодическое дыхание, рельефность воплощаемых в музыке настроений и настоящий виртуозный размах в самой композиции музыкального материала — все это выделяет „Грузинскую песню" из ряда других романсов восточного стиля. Значительная роль и здесь отведена фортепианному сопровождению, в котором, так же как и в „Песне золотой рыбки", преобладает изобразительный элемент. В „Грузинской песне" в партии рояля подчеркивается народный характер музыки особыми ритмическими фигурами, имитирующими ударный народный инструмент (средняя часть песни несколько выпадает из этого стиля). „Грузинская песня" написана на основе подлинной народной мелодии, сообщенной А. С. Грибоедовым М. И. Глинке….»

(Отрывок из книги: Музалевский, В. М. А. Балакирев: критико-биографический очерк / В. Музалевский. – Л.: Лениздат, 1938)

«Балакиревские гармонии романса "Грузинская песня" на стихи Пушкина почти цитатно предвосхищают "Болеро" Равеля.»

(Цитата из статьи: С. М. Слонимский М. А. Балакирев: портрет музыканта на рубеже XXI века.// Балакиреву посвящается. Сборник статей к 160-летию со дня рождения композитора (1836 - 1996). Ред.-сост. Т. А. Зайцева. СПб, "Канон", 1998. 224 е., ил.)


Продолжение статьи
Романсы и песни.